... оставила не вполне однозначные впечатления. Сразу скажу - книга
действительно хорошая, но... Впрочем, по порядку.
Первый вопрос - "жанровая принадлежность" книги. С одной стороны - "фентези" (
"Баронов-драконов" нет, но герой - вполне даже "маг недоучка", да и "мистическая" линия имеется), с другой - акцент на этих атрибутах НЕ сделан, а для нормального прочтения очччень рекомендуется знакомство с соответствующим историческим периодом. В общем, "черте-что и с боку бантик"(С).
Поклонникам фентези - "маловато будет", исторического романа - ну... тем наоборот, много .
Содержание тоже неоднозначно. Противостояние "Сильного действия" и "Сильных героев", начатое (
На мой взгляд) во "Владычице Озера" сделало попытку выйти на новый уровень и... застыло посередине.
С одной стороны - герои практически не вызывают сколько-нибудь сильных эмоций:
Нет, Шарлей великолепен, кто же спорит? Но... а) Он изначально задан как "оверное" существо, эдакая "палочка-ВСЕвыручалочка", что несколько снижает эффект, б) Он показан слишком "снаружи", а не "изнутри".
Самсон просто существо "не от мира сего" и изрядно "себе на уме", именно в таком качестве он, имхо, и воспринимается.
Николетта - (
Пока?) скорее
функция, нежели полноценная героиня.
Рейневан же... Мда. Не знаю, кому как, но у меня он не вызывает вообще никаких чувств. Совершенно.
"Читатель может простить герою всё: слабость, подлость, трусость, жестокость. Но только не глупость. Потому что слабыми и жестокими бываем мы все, и чаще всего не отказываемся это признать – но многим ли из нас понравится идентифицировать себя с идиотом? Вот кому из вас понравится, а? Ну-ну, лес рук."(С)
Рейневан производит впечатление "Юноши неиспорченного и местами блаженного"(С) - не смотря и вопреки многочисленным советам (
Впрочем... из любви к истине, отмечу, что у всех советчиков были СВОИ цели ) он умудряется наступить на ВСЕ лежащие в округе грабли. Просто - НА ВСЕ. Примерно к середине книги это начинает всерьёз раздражать .
Есть впечатление, что по ходу действия герой умнеет... но пока это именно впечатление - в область
действия это "поумнение" (
еще) не перешло. Впрочем, это лишь первая книга - все возможно еще впереди .
С
действием тоже не все в порядке . "Мистическая линия" лишь
обозначена - по ощущениям это даже не "первая книга цикла", а "первая треть первой книги" . Собственно, нам дана пара намеков, и... И все! "Продолжение - в следующей серии!"(С)
"Историческая линия" подана в "минимально достаточном" стиле, т.е. - все подробности в учебнике истории. Не то, чтобы информации
вообще не было в книге - нет, она есть, но
форма подачи... Имхо, для полноценного понимания явно не хватает
структурированности.
Между первым и вторым перечитыванием мне таки пришлось браться за соответствующую "матчасть", что само по себе не так чтобы плохо, но
легкости прочтению это не добавляет .
Что автору удалось поистине
великолепно, так это
картинка. Срез эпохи. Ощущения совершенно потрясающие - Сапковскому удалось не только показать "быт и нравы западных славян" , но и передать
дух эпохи, то самое "Конец света не наступил. Мир не погиб и не сгорел. Во всяком случае не весь. Но все равно, было весело"(С). Давненько у меня не было ТАКОГО "погружения".
Великолепный (
Действительно, без дураков - Великолепный, читаешь и наслаждаешься) язык Сапковского в этой книге неудачно "уравновешен" обилием деталей, терминологии, латыни и пр., впрочем, отчасти это ощущение вызвано неудачной системой сносок (
Вообще, издательская работа ниже всякой критики - отвратительная иллюстрация, "туалетная" бумага желтого цвета, неудачное размещение сносок - весь "ЖентельменТский наборЪ" .). Впрочем, ситуацию частично исправляет авторский юмор - весь спектр от банальных "гэгов" до изысканного стеба "для тех, кто в теме" .
В сумме - прочитать очень даже стоит. Сам же сделаю окончательный вывод после прочтения "Божьих войн" (
А на Украинском уже вышли... ).
Ну и цитатка напоследок:
читать дальше— Как учит нас Священное Писание, — проговорил он, — Сатана спесив. Именно спесь неизмеримая подвигла Люцифера на бунт против Господа, за кою спесивость он поплатился тем, что был сброшен в адскую бездну. Однако от спеси своей не избавился! Потому первейшая задача экзорциста — уязвить дьявольскую спесь, зазнайство и самовлюбленность. Короче говоря: крепко оскорбить его, проклясть, обидеть, обозвать, обругать. Унизить, и тогда он умчится, вне всякого сомнения.
Монахи ждали, уверенные, что это еще не конец. И были правы.
— Посему сейчас, — тянул Шарлей, — начнем черта оскорблять. Если кто то из братьев восприимчив к грубым выражениям, пусть не мешкая удалится. Подойди, магистр Рейневан, возгласи слова Евангелия от Матфея. А вы, братья, молитесь.
— И запретил ему Иисус; и бес вышел из него; и отрок исцелился в тот же час. Тогда ученики, приступивши к Иисусу наедине, сказали: почему мы не могли изгнать его? Иисус же сказал им: по неверию вашему. note 195
Гул читаемой бенедиктинцами молитвы перемешивался со словами Рейневана. Шарлей же, поправив на шее епитрахиль, встал над неподвижным и окаменевшим братом Деодатом и распростер руки.
— Мерзкий дьявол! — рявкнул он так, что Рейневан заикнулся, а аббат аж подпрыгнул. — Приказываю тебе: немедленно изыди из тела сего, нечистая сила! Прочь от этого христианина, ты, грязная, жирная и развратная свинья, бестиарейшая из всех бестий, позорное семя Тартара, мерзость шеола. Изгоняю тебя, щетинистая жидовская свинья, в адский свинарник, дабы ты утопился там в говне!
— Sancta Virgo virginem, — шептал аббат, — ora pro nobis…
— Ad insidiis diaboli, — вторили ему монахи, — libera nos…
— Ты, дряхлый крокодил! — рычал Шарлей, наливаясь кровью. — Подыхающий василиск, обосравшийся кочкодан. note 196 Ты, надутая жаба, ты — хромой осел с исхлестанным задом, ты — запутавшийся в собственной паутине тарантул! Ты — оплеванный верблюд! Ты — омерзительный червь, копающийся в падали, смердящей на самом дне Геенны, ты — навозный жук, сидящий в испражнениях. Послушай, как я называю тебя твоим истинным именем: scrofa stercorata et pedicosa, грязная завшивленная свинья, о ты, наиподлейший из подлых, о наиглупейший из глупых, siultus stultorum rex, ты — угольщик тупой! Ты — сапожник спившийся! Ты — козел с распухшими яйцами!
Лежавший на катафалке брат Деодат и не подумал шевелиться. Хоть Рейневан без меры кропил его святой водой. Капли бессильно стекали по застывшему лицу старца. Мышцы на щеках Шарлея задрожали. «Приближается кульминация», — подумал Рейневан. И не ошибся.
— Изыди из тела сего! — завопил Шарлей. — Ах ты, в жопу трахнутый катамит!
Один из самых юных бенедиктинцев убежал, заткнув уши и вотще призывая имя Господне. Другие либо предельно побледнели, либо столь же предельно покраснели.
Стриженый силач стенал и поёкивал, пытаясь засунуть в горшочек с медом всю пятерню. Задача была невыполнима, ибо рука в два раза превышала размеры горшочка. Тогда гигант высоко поднял сосуд, задрал голову и раззявил рот, но мед не вытекал, его просто было уже очень мало.
— Ну и как там, — осмелился пробормотать аббат, — с братом Деодатом, мэтр? Что со злым духом? Иль уже вышел?
Шарлей наклонился над экзорцируемым, чуть ли не приложил ухо к его белым губам.
— Уже совсем на выходе, — сообщил он. — Сейчас мы его изгоним. Надо лишь поразить его вонью. Черт очень восприимчив к вони. А ну ка, братья, принесите сковороду, жаровню и кружку дерьма. Будем поджаривать его под носом у одержимого. Впрочем, годится все, что хорошо смердит. Сера, известь, асафетида… note 197 А лучше всего — провонявшая рыба. Ибо гласит книга Товита: incenso iecore piscis fugabitur daemonium. note 198
Несколько братьев помчались выполнять заказ. Сидящий у стены гигант поковырял пальцем в носу, осмотрел палец, вытер о штанину, потом снова взялся выбирать остатки меда из горшочка. Тем же пальцем. Рейневан почувствовал, как съеденный бобриный хвост подступает ему к горлу на вздымающейся волне хренового соуса.
— Магистр Рейневан, — резкий голос Шарлея вернул его к реальности. — Не следует прекращать усилий. Евангелие от Марка, пожалуйста, соответствующий абзац. Молитесь, братья.
— И Иисус, видя, что сбегается народ, запретил духу нечистому, сказав ему: «Дух немой и глухой! Я повелеваю тебе, выйди из него и впредь не входи в него». note 199
— Surde et mute spiritus ego tibi praecipio, — грозно и приказным тоном повторил склонившийся к брату Деодату Шарлей. — Exi ab eo! Imperet tibi dominus per angelum et leonem! Per deum vivum! Justitia eius in saecula saeculorum! Пусть сила Его изгонит тебя и заставит выйти вместе со всей твоей бандой!
— Ego te exorciso per caracterum et verborum sanctum! Impero tibi per clavem salomonis et nomen magnum tetragrammaton!
Пожирающий мед недоумок вдруг закашлялся, оплевался и усморкался. Шарлей отер со лба пот.
— Тяжелый и трудный есть сей казус, — пояснил он, избегая все более подозрительного взгляда аббата. — Придется применить еще более сильные аргументы.
Несколько секунд стояла такая тишина, что было слышно отчаянное бренчание мухи, которую паук поймал в паутину, растянутую в оконной нише.
— Именем Апокалипсиса, — раздался в тишине уже немного охрипший баритон Шарлея. — Через слова коего Господь поведал то, что наступить должно, и подтвердил сказанное устами ангела, собою присланного, проклиная тебя, Сатана! Exorciso te, flumen immundissimum, draco maleficus, spiritum mendacii!
— Семью подсвечниками златыми и одним подсвечником меж семью стоящим! Гласом, коий есть глас вод многих, говорящим: Я есть тот, кто умер, и тот, кто воскрес, тот, кто живет и жить будет вечно, кто держит в попечении своем ключи от смерти и ада, говорю тебе: изыди, дух нечистый, знающий кару вечного проклятия!
Результата как не было, так и нет. Лица взирающих на все это бенедиктинцев отражали разные, ну очень разные чувства. Шарлей набрал побольше воздуха в легкие.
— Да поразит тебя Агиос, как поразил он Египет! Да умертвят тебя каменьями, как Израиль умертвил каменьями Ахана! Да истопчут тебя ногами и возденут на вилы, как воздели пятерых царей Аморрейских! Да приставит Господь к челу твоему гвоздь и ударит по тому гвоздю молотком, как сделала Сисаре женщина Иаиль! Пусть у тебя, как у проклятого Дагона, лоб вражий и обе руки будут отрублены! И пусть у тебя хвост укоротят по самую задницу твою дьявольскую!
«Ох, — подумал Рейневан, — это скверно кончится. Скверно кончится».
— Адский дух, — Шарлей резким движением простер руки над по прежнему безжизненным братом Деодатом, — заклинаю тебя Азароном, Эгеем, Гомусом, Афанатосом, Исхиросом, Акодесом и Альмахом! Заклинаю тебя Аратоном, Бефором, Фагелой и Огой, Повелем и Фулем! Заклинаю тебя могущественными именами Шмиеля и Шмуля! Заклинаю тебя наичудовишнейшим из имен, именем могущественнейшего и жутчайшего Семафора!!!
Семафор подействовал не лучше, чем Фуль и Шмуль. Скрыть этого не удалось. Шарлей тоже это видел.
— Жобса, хопса, афья, альма! — заорал он дико. — Малах, Берот, Нот, Берив et vos omnes note 200! Хэмен этан! Хэмен этан! Хау! Хау! Хау!
«Спятил, — подумал Рейневан. — А нас сейчас начнут бить, а может, и ногами пинать. Сейчас сообразят, что все это бессмыслица и пародия, уж не настолько же они глупы. Сейчас все это окончится страшным избиением».
Шарлей, уже до предела вспотевший и здорово охрипший, умоляюще взглянул на него и подмигнул, совершенно недвузначно прося поддержать, и просьбу свою подкрепил достаточно резким, хоть и незаметным окружающим жестом. Рейневан воздел очи горе, то есть к своду часовни. «Всё, — подумал он, стараясь вспомнить древние книги и беседы с дружески расположенными к нему колдунами, — это все таки лучше, чем хау, хау, хау».
— Гаке, паке, макс, — взвыл он, размахивая руками. — Абеор супер аберер! Айе Серайе! Айе Серайе! Альбедо, рубедо, нигредо!
Шарлей, тяжело дыша, поблагодарил его взглядом, жестом велел продолжать. Рейневан набрал в легкие воздуха.
— Тумор, рубор, калор, долор! Per ipsum et cum ipso, et in ipso! Jopsa, hopsa, et vos omnes! Et cum spiritu tuo! Мелах, Малах, Молах!
«Сейчас то уж точно нас будут бить, — лихорадочно подумал он. — А может, даже и пинать ногами. Сейчас. Через минуту. Через дольку минуты. Ничего не поделаешь. Надо идти до конца. Переходить на арабский. Не покидай меня, Аверроэс! Спаси, Авиценна!»
— Куллу аль шайтану аль раджим! — рявкнул он. — Фаанасахум Тариш! Квасура аль Зоба! Аль Ахмар, Бараган аль Абайяд! Аль щайтан! Хар аль Сус! Аль Цар! Мохефи аль релиль! Эль фойридж! Эль фойридж!
Последнее слово, как он туманно помнил, означало по арабски женский половой орган и не имело ничего общего с экзорцированием. Он понимал, какую глупость делает. Тем сильнее удивил его эффект.
Ему вдруг показалось, что мир на мгновение замер. И тотчас же, в абсолютной тишине, меж застывшей на фоне серых стен tableau note 201 бенедиктинцев в черных рясах, что то дрогнуло, что то произошло, что то движением и звуком нарушило мертвый покой.
Сидящий у стены тупоглазый «тюфяк» резко, с отвращением и брезгливостью откинул грязный и липкий горшок с медом. Горшок ударился о пол, однако не разбился, а покатился, взрезая тишину глухим, но громким тарахтеньем.
Гигант поднес к глазам липкие от сладкого пальцы. Несколько мгновений рассматривал их, а на его распухшей лунообразной физиономии вначале отразилось недоверие, а потом ужас. Рейневан смотрел на него, тяжело дыша. Он чувствовал на себе подгоняющий взгляд Шарлея, но был уже не в силах произнести ни слова. «Конец, — подумал он. — Конец».
Великан, продолжая глядеть на пальцы, застонал. Душераздирающе.
И тотчас же лежащий на катафалке брат Деодат заохал, закашлял, захрипел и дрыгнул ногами. А потом выругался. Вполне по светски.